Осторожно, лингвист! [А на вашем трупе, молодой человек, они бы еще и попрыгали...]
27.08.2013 в 22:09
Пишет Rabby-chan:Фандом: Дом, в котором...
Пейринг: Слепой/Сфинкс
Рейтинг: PG
Саммари: после отказа Сфинкса уходить.
читать дальшеБить по столу больно: не столько кулаку, сколько Дому, который Слепой давно уже воспринимает, как часть себя - и теперь эта часть искренне удивляется, за что. За то. Это не Дом - часть Слепого, это Слепой принадлежит Дому, так же, как Сфинкс - Слепому. Откуда-то была такая уверенность. Ну что ж, вассал моего вассала - не мой вассал, уж это он должен был запомнить из немногих посещенных уроков. Изнанка, Лес для Слепого - такая же, даже еще более реальная реальность. Странно осознавать, что для кого-то это не так. Страшно, пожалуй. Особенно от Сфинкса. Они же... это просто нельзя описать словами, от слов проявления тускнеют. Да и как? Это больше, чем самое идеальное взаимопонимание, чем самая крепкая дружба, чем... любовь? Смешно. Это разве что Курильщик бы так назвал, но тут уж лучше глянуть в зеркало. Да, Слепого он раздражает, больше, чем всех остальных, но хотя бы меньше, чем Волк. Примерно, как Сфинкса - Габи и все эти девчонки после Закона. Разве что с Русалкой они, так сказать, подружились. Ну да. Сфинкс не верит, не хочет верить - и, черт побери, Слепой и говорит полуправду, выдавая желаемое за действительное в отчаянной попытке удержать то, что давно уже прикипело так, что не оторвать. Не ревность, нет - как можно ревновать собственную руку, или лицо, если они кому-то нравятся? Вот только руки еще не пытались ни от кого сбежать, по крайней мере, самостоятельно. Оценив злую шутку, Слепой невольно усмехается.
А тут еще и выпуск. Как быть вожаком, удерживать стаи от совсем уж явного пересечения границ, когда самому хочется крушить, разнести этот чертов Дом по кирпичику, а следом за ним - и Наружность, раз эти два мира не могут устроить их обоих. Дом это чувствует - поэтому ему и больно, что такое какие-то мелкие погромы по сравнению с болью вожака, неотъемлемой части? Надо успокоиться. Придержать пружину и надеяться, что она не разорвет его до выпуска. Он вожак, он сможет. А сейчас надо Прыгнуть, иначе он убъет кого-нибудь в Доме. Может, и не зря - проникает в сознание подленькая мыслишка, и он скорее Прыгает. Сразу в Лес, что редкость. Бежит, оборачиваясь на ходу, огромными скачками, не разбирая дороги. Что-то или кто-то попадается под ноги, сами виноваты. Он бежит, сбивая всех на своем пути, ломая ветки, а иногда и целые деревья - боль Леса отдается в нервах, вторит его собственной. Сколько это продолжается - неизвестно, но потом приходится резко затормозить, когда на пути встает маленькая человеческая фигурка. Такая хрупкая и незначительная, но этот запах Слепой узнает в любом обличии, в любом из миров. Поэтому - тормозить, упираясь всеми лапами в землю, оборачиваться в человека, лететь вперед кубарем, пытаясь хоть как-то сгруппироваться. Оборотень слишком хочет уничтожить источник своей боли, он еще ревет и бьется внутри, стоит только позвать. Нет. Не сейчас, и никогда. Слово "табу" понимают даже оборотни притихая с недовольным ворчанием.
Сфинкс подходит к нему, все еще лежащему на земле после падения, помогает подняться, протянув руку, у него ведь тут есть руки - понимает ли он, что сейчас делает? Потому что, если не понимает, то удержать оборотня Слепой уже не сможет, останется только убегать по Лесу бесконечно, до самого выпуска. Но нет, он читает в глазах Сфинкса - тот все понимает правильно. Только однажды, только здесь и сейчас.
На некоторое время Слепой теряется в ощущениях, прикосновениях, в самом деле, как впервые - хотя ведь действительно впервые, как они еще ни разу до этого не дошли, непонятно. Но надо приходить в чувство, и это каким-то нечеловеческим усилием удается, оборотень помогает - вдвоем они начинают плести нити, а ведь делает это Слепой намного лучше всяких Русалок, почти что лучше, чем Сиамцы, и совсем к тому же незаметно. Потому что "здесь и сейчас" Слепого вполне устраивает, а вот "только однажды"...
В глазах Сфинкса упрямство - что бы ни случилось, он уйдет. Но Слепой сейчас спокойнее: что бы ни случилось, уйдет не навсегда. А ждать - вопрос терпения и привычки, и того и другого у них в достатке. Сфинкс это все видит, полное взаимопонимание, конечно, но почему-то не возражает. Возможно, бегать по Лесу до выпуска все же не придется.
Дорога не ожидается ни легкой, ни скорой - но она будет. Остальное неважно.
И дубль два. Писалось как отдельное, но вполне встраивается как прода.
читать дальшеМузыка доносится издалека - переборы клавишных, тихий звон, чаячий плач. Русалка. Ее песни - то, за что он так отчаянно держался вне Дома, не сказать даже "в Наружности", соврешь. Он так и оставался в промежутке, заполненном скорее памятью, чем жизнью.
Русалка - тихие песни, вязь заклятия-мелодии, она их плетет так же хорошо, как и бесчисленные украшения, одежду, прочую ерунду. Легкая, почти невесомая - и не заметишь рядом. Терпящая все его причуды молча, как должное. Вначале это было - как глоток чистой воды после всех этих невозможных смесей Дома. Всех, ага.
Самая невозможная смесь - Слепой. Вот уж кто зря терпеть не будет, у него своих тараканов хватает. Каждая встреча - мучительные компромиссы, попытка подстроиться друг под друга, с приправой из опасений, как бы не заметили лишнего. Не страшно, и все-таки они и так не то чтобы на хорошем счету - не Фазаны, в общем. Поэтому, а может, и просто так, каждый разговор - как те самые надписи на стенах, никогда не знаешь, кула смотреть, что можно оставить без внимания, а что утянет дальше, чем Изнанка, если заболтаешься. Когда-то он в одну из таких слов-ловушек и провалился. Жалеет? Повторил бы, во всяком случае, каждую деталь.
Все равно это утомляло до ужаса, и общаться с Русалкой, такой неизмеримо простой, было сказочно здорово. Было. А потом - просто пресно. Ничего конкретного, он и заметил-то не сразу, уже после памятного разговора со Слепым. В любом случае, он же не собирался на самом деле Уходить?
В Наружности удалось найти себе занятие по душе, и даже искать Русалку - с переменным успехом. В конце концов, нашел ли он ее окончательно? Ту, которую не заметить было даже в Доме, с ее прозрачными песнями, текучими движениями, прохладными невесомыми руками...
А чего он хотел? Признался бы сам себе. Негромкого хриплого голоса, скупых резковатых жестов, сильных жестких ладоней на коже - последнее было всего раз, но вот врезалось же в память. И тут уже бесполезно придумывать отговорки.
И все же сейчас он слишком принадлежит Наружности, чтобы вот так все бросить и уйти. Тем более, он знает - вернуться уже не получится. Может быть, он все еще надеется - и надежда сбывается, в той странной форме, как иногда сбываются желания в Доме, так, что жалеешь об отсутствии у мечты четкой формулировки.
Он находит Слепого - или тот находит его? - но, разумеется, все не так просто. Из Наружности Слепой ушел ребенком, им же он и возвращается, только самим собой. Прыгнуть в Наружность - совсем не то, что в Лес, и они оба чувствуют это на своей шкуре. Разум Слепого, взрослого человека, и раньше находившийся в слишком юном теле, сейчас вынужден еще сильнее тесниться, в и без того неприятных условиях. Без возможности Прыгнуть на Изнанку, в его любимый Лес, без возможности даже просто снять напряжение известным способом - Слепой, может быть, и слышит-чувствует того же Сфинкса, но Сфинкс - видит, и в данном случае Слепой - табу. Они пытаются уживаться, пока, видимо, количество напряжения не переходит в качество. В Наружности они просто исчезают.
Он снова идет по этой дороге, впереди - Дом, такой знакомый и родной, ненавистный до боли и настолько же долгожданный. В окнах - спальня Чумных Дохляков, мелькает Табаки, исчезает. Ох, черт. Что-то будет. Зато пересидеть директорские речи гораздо проще, если в комнату идти страшновато - по крайней мере, эту часть страха можно назвать. Табаки-Вонючка, предсказуемо, устраивает полный бедлам в своей излюбленной манере, даже заставляет торжественно нарисовать что-то на стене. Без протезов, ага. Держать кисточку зубами - снова - непривычно, но он справляется, рисует что-то, не особенно задумываясь, а когда отходит, Табаки гаденько хихикает и наконец перестает привлекать к нему всеобщее внимание.
Огромный волк, ухмыляясь зубастой пастью, внимательно следит, как Кузнечик проскальзывает в соседнюю комнату, до того пустовавшую. Слепой слышит звук его шагов, улыбается, не поднимаясь. Теперь можно просто сесть рядом, и время всех миров может подождать, пока тощая бледная рука не найдет его и не притянет привычным жестом.
URL записиПейринг: Слепой/Сфинкс
Рейтинг: PG
Саммари: после отказа Сфинкса уходить.
читать дальшеБить по столу больно: не столько кулаку, сколько Дому, который Слепой давно уже воспринимает, как часть себя - и теперь эта часть искренне удивляется, за что. За то. Это не Дом - часть Слепого, это Слепой принадлежит Дому, так же, как Сфинкс - Слепому. Откуда-то была такая уверенность. Ну что ж, вассал моего вассала - не мой вассал, уж это он должен был запомнить из немногих посещенных уроков. Изнанка, Лес для Слепого - такая же, даже еще более реальная реальность. Странно осознавать, что для кого-то это не так. Страшно, пожалуй. Особенно от Сфинкса. Они же... это просто нельзя описать словами, от слов проявления тускнеют. Да и как? Это больше, чем самое идеальное взаимопонимание, чем самая крепкая дружба, чем... любовь? Смешно. Это разве что Курильщик бы так назвал, но тут уж лучше глянуть в зеркало. Да, Слепого он раздражает, больше, чем всех остальных, но хотя бы меньше, чем Волк. Примерно, как Сфинкса - Габи и все эти девчонки после Закона. Разве что с Русалкой они, так сказать, подружились. Ну да. Сфинкс не верит, не хочет верить - и, черт побери, Слепой и говорит полуправду, выдавая желаемое за действительное в отчаянной попытке удержать то, что давно уже прикипело так, что не оторвать. Не ревность, нет - как можно ревновать собственную руку, или лицо, если они кому-то нравятся? Вот только руки еще не пытались ни от кого сбежать, по крайней мере, самостоятельно. Оценив злую шутку, Слепой невольно усмехается.
А тут еще и выпуск. Как быть вожаком, удерживать стаи от совсем уж явного пересечения границ, когда самому хочется крушить, разнести этот чертов Дом по кирпичику, а следом за ним - и Наружность, раз эти два мира не могут устроить их обоих. Дом это чувствует - поэтому ему и больно, что такое какие-то мелкие погромы по сравнению с болью вожака, неотъемлемой части? Надо успокоиться. Придержать пружину и надеяться, что она не разорвет его до выпуска. Он вожак, он сможет. А сейчас надо Прыгнуть, иначе он убъет кого-нибудь в Доме. Может, и не зря - проникает в сознание подленькая мыслишка, и он скорее Прыгает. Сразу в Лес, что редкость. Бежит, оборачиваясь на ходу, огромными скачками, не разбирая дороги. Что-то или кто-то попадается под ноги, сами виноваты. Он бежит, сбивая всех на своем пути, ломая ветки, а иногда и целые деревья - боль Леса отдается в нервах, вторит его собственной. Сколько это продолжается - неизвестно, но потом приходится резко затормозить, когда на пути встает маленькая человеческая фигурка. Такая хрупкая и незначительная, но этот запах Слепой узнает в любом обличии, в любом из миров. Поэтому - тормозить, упираясь всеми лапами в землю, оборачиваться в человека, лететь вперед кубарем, пытаясь хоть как-то сгруппироваться. Оборотень слишком хочет уничтожить источник своей боли, он еще ревет и бьется внутри, стоит только позвать. Нет. Не сейчас, и никогда. Слово "табу" понимают даже оборотни притихая с недовольным ворчанием.
Сфинкс подходит к нему, все еще лежащему на земле после падения, помогает подняться, протянув руку, у него ведь тут есть руки - понимает ли он, что сейчас делает? Потому что, если не понимает, то удержать оборотня Слепой уже не сможет, останется только убегать по Лесу бесконечно, до самого выпуска. Но нет, он читает в глазах Сфинкса - тот все понимает правильно. Только однажды, только здесь и сейчас.
На некоторое время Слепой теряется в ощущениях, прикосновениях, в самом деле, как впервые - хотя ведь действительно впервые, как они еще ни разу до этого не дошли, непонятно. Но надо приходить в чувство, и это каким-то нечеловеческим усилием удается, оборотень помогает - вдвоем они начинают плести нити, а ведь делает это Слепой намного лучше всяких Русалок, почти что лучше, чем Сиамцы, и совсем к тому же незаметно. Потому что "здесь и сейчас" Слепого вполне устраивает, а вот "только однажды"...
В глазах Сфинкса упрямство - что бы ни случилось, он уйдет. Но Слепой сейчас спокойнее: что бы ни случилось, уйдет не навсегда. А ждать - вопрос терпения и привычки, и того и другого у них в достатке. Сфинкс это все видит, полное взаимопонимание, конечно, но почему-то не возражает. Возможно, бегать по Лесу до выпуска все же не придется.
Дорога не ожидается ни легкой, ни скорой - но она будет. Остальное неважно.
И дубль два. Писалось как отдельное, но вполне встраивается как прода.
читать дальшеМузыка доносится издалека - переборы клавишных, тихий звон, чаячий плач. Русалка. Ее песни - то, за что он так отчаянно держался вне Дома, не сказать даже "в Наружности", соврешь. Он так и оставался в промежутке, заполненном скорее памятью, чем жизнью.
Русалка - тихие песни, вязь заклятия-мелодии, она их плетет так же хорошо, как и бесчисленные украшения, одежду, прочую ерунду. Легкая, почти невесомая - и не заметишь рядом. Терпящая все его причуды молча, как должное. Вначале это было - как глоток чистой воды после всех этих невозможных смесей Дома. Всех, ага.
Самая невозможная смесь - Слепой. Вот уж кто зря терпеть не будет, у него своих тараканов хватает. Каждая встреча - мучительные компромиссы, попытка подстроиться друг под друга, с приправой из опасений, как бы не заметили лишнего. Не страшно, и все-таки они и так не то чтобы на хорошем счету - не Фазаны, в общем. Поэтому, а может, и просто так, каждый разговор - как те самые надписи на стенах, никогда не знаешь, кула смотреть, что можно оставить без внимания, а что утянет дальше, чем Изнанка, если заболтаешься. Когда-то он в одну из таких слов-ловушек и провалился. Жалеет? Повторил бы, во всяком случае, каждую деталь.
Все равно это утомляло до ужаса, и общаться с Русалкой, такой неизмеримо простой, было сказочно здорово. Было. А потом - просто пресно. Ничего конкретного, он и заметил-то не сразу, уже после памятного разговора со Слепым. В любом случае, он же не собирался на самом деле Уходить?
В Наружности удалось найти себе занятие по душе, и даже искать Русалку - с переменным успехом. В конце концов, нашел ли он ее окончательно? Ту, которую не заметить было даже в Доме, с ее прозрачными песнями, текучими движениями, прохладными невесомыми руками...
А чего он хотел? Признался бы сам себе. Негромкого хриплого голоса, скупых резковатых жестов, сильных жестких ладоней на коже - последнее было всего раз, но вот врезалось же в память. И тут уже бесполезно придумывать отговорки.
И все же сейчас он слишком принадлежит Наружности, чтобы вот так все бросить и уйти. Тем более, он знает - вернуться уже не получится. Может быть, он все еще надеется - и надежда сбывается, в той странной форме, как иногда сбываются желания в Доме, так, что жалеешь об отсутствии у мечты четкой формулировки.
Он находит Слепого - или тот находит его? - но, разумеется, все не так просто. Из Наружности Слепой ушел ребенком, им же он и возвращается, только самим собой. Прыгнуть в Наружность - совсем не то, что в Лес, и они оба чувствуют это на своей шкуре. Разум Слепого, взрослого человека, и раньше находившийся в слишком юном теле, сейчас вынужден еще сильнее тесниться, в и без того неприятных условиях. Без возможности Прыгнуть на Изнанку, в его любимый Лес, без возможности даже просто снять напряжение известным способом - Слепой, может быть, и слышит-чувствует того же Сфинкса, но Сфинкс - видит, и в данном случае Слепой - табу. Они пытаются уживаться, пока, видимо, количество напряжения не переходит в качество. В Наружности они просто исчезают.
Он снова идет по этой дороге, впереди - Дом, такой знакомый и родной, ненавистный до боли и настолько же долгожданный. В окнах - спальня Чумных Дохляков, мелькает Табаки, исчезает. Ох, черт. Что-то будет. Зато пересидеть директорские речи гораздо проще, если в комнату идти страшновато - по крайней мере, эту часть страха можно назвать. Табаки-Вонючка, предсказуемо, устраивает полный бедлам в своей излюбленной манере, даже заставляет торжественно нарисовать что-то на стене. Без протезов, ага. Держать кисточку зубами - снова - непривычно, но он справляется, рисует что-то, не особенно задумываясь, а когда отходит, Табаки гаденько хихикает и наконец перестает привлекать к нему всеобщее внимание.
Огромный волк, ухмыляясь зубастой пастью, внимательно следит, как Кузнечик проскальзывает в соседнюю комнату, до того пустовавшую. Слепой слышит звук его шагов, улыбается, не поднимаясь. Теперь можно просто сесть рядом, и время всех миров может подождать, пока тощая бледная рука не найдет его и не притянет привычным жестом.
@темы: нацарапанное, фандомное